– Не может быть. Ты не можешь видеть свечения.
– В смысле? Вокруг «свечи» тоже светилось, а дрезина аж засияла, когда она ее проткнула. Так и вспыхнула золотом.
Почему-то это заявление вызвало у Химика легкий ступор.
– Золотом! – воскликнул он после паузы. – Вот черт! Пригоршня, «круглое» – это артефакт. В момент смерти аномалии часто порождают артефакты. А из «свечи» получается «желе». Очень редкий арт. Сто грамм на черном рынке потянет где-то тысяч десять долларов.
– Ого, крутая штука.
– «Желе» заживляет раны. Но я не понимаю… ты не можешь видеть его излучение. Люди не видят его, там другой диапазон волн. Постой, или ты… Неужели ты…
– Чего? Ты бормочешь вообще непонятно, – Пригоршня еще раз внимательно оглядел окрестности, не увидел дымного пса и присел на корточки в метре от арта. – Кстати, вокруг «партнера» тоже было что-то похожее, только темное и как бы другой формы. Такое пятно получается, когда чернила в воду капают. Ладно, помолчи чуток, я разгляжу получше.
Теперь он хорошо видел: на шпале лежит шмат желтого… ну да, желе. Или чего-то похожего. Кусок размером с кулак, на поверхности его играют золотистые искры. Угловатый, но грани не острые, покатые, хотя толком разглядеть не получалось, мешало густое золотое свечение.
– Он опасен чем-то?
– Нет. Ты уже подошел? Большой арт?
– С мой кулак. А вообще эта штуковина тяжелая? Ладно, если она реально не опасна… – поскрипывая зубами от боли в ребрах, он на корточках подковылял ближе, осторожно протянул руку и спросил: – А не горячее? И точно руку мне не оттяпает? А то «свеча» дрезину в металлолом превратила.
– Ты бы там побыстрее, выброс же близко. «Желе» – очень активный регенератор, вот и все. Слушай, а где зверь?
– Вот и я хотел бы знать.
Снова пришла необычная мысль, как тогда, при первом взгляде на «партнера»: а есть ли способ повлиять на излучение арта? Не рукой его толкнуть, в смысле, а мысленно. Внутренним усилием. Пригоршня накрыл артефакт ладонью, и языки золотого свечения сомкнулись вокруг запястья. Покалывание в пальцах… легкий зуд… тепло… захотелось отдернуть руку, вдруг сейчас как припечет! Но нет, тепло не усиливалось, наоборот ослабло. Ощущение даже приятное: будто в холодный день подошел к нагретой печке.
– Ну, что?
– Колет и чешется немного, – напряженно прислушиваясь к ощущениям, он крепче обхватил арт и выпрямился. А потом, собравшись с духом, мысленно дунул на завитки излучения. То есть представил, как дует на них, и как они извиваются сильнее…
Они дернулись, заволновались. Ух! Работает! Пригоршня постарался усилием воли успокоить рябь, покрывшую излучение, и она стерлась, теперь свет окутывал руку мягкой ровной пеленой.
– Говоришь, десять косарей за сто грамм? – спросил он задумчиво.
– Это на черном рынке, а крупные лаборатории покупают за пятнадцать-семнадцать тысяч. Ты бы шел быстрее к Станции.
– Раз так, то у меня в руке минимум полсотни косых.
– Что – на полкило арт?
– Ага.
– Большая редкость. А то, что ты своими глазами видел свечение, совсем странно. Что там со выбросом? Тебе к Станции бежать надо. Клади арт в карман – и бегом!
– Бежать я не могу, ребра отвалятся, – Пригоршня сунул артефакт в карман брюк. Карман оттопырился, натянулся так, что затрещал шов. Сквозь ткань просочилась легкая золотистая дымка.
Повернувшись на юг, он замер. Задрав брови, позвал слабым голосом:
– Химик, слышь?
– Ну? Судя по твоему тону…
– Небо чистое.
– Что? Как?
– Небо на юге чистое! Багрянец, муть эта – все исчезло! Почему? Все, нет больше выброса! Рассосался!
– Приборы показывают то же самое, – сказал Химик. – Я отвлекся, а теперь смотрю – да, исчезли всплески, которые регистрируются перед выбросом.
– Но разве такое бывает?
– В теории возможен так называемый ложный выброс. Но только в теории, на практике пока не наблюдалось.
– Фух, ну и дела… Так, хорошо, выброса больше нет: отлично. – Пригоршня побрел вдоль рельс к Станции. – Теперь – как мне залечить рану? Что, просто приложить артефакт к ней? Под повязку сунуть? Кстати, снова кровь пошла, бинт уже весь пропитался.
– Во-первых, использовать нужно не больше десяти-пятнадцати грамм. Во-вторых, не приложить, а сделать особую смесь и залепить ею рану. Это не так просто, требуются дополнительные ингредиенты.
– Мне бы до Станции доковылять. Потом поищу ингредиенты.
– Боюсь, не так-то легко их найти. И к тому же ты никогда этого не делал.
– Оптимист, твою мать. Ноги что-то подгибаются. Крови с меня ведро натекло, понимаешь, какое дело…
– Голова кружится?
– Как волчок.
– Попробуй найти палку, чтоб упираться. Если упадешь, можешь не встать.
– Да где здесь… нет палок. Ничего, главное, выброс рассосался, – Пригоршня замолчал. Продолжая с трудом переставлять ноги и снова приложив ладонь к ребрам, он медленно-медленно повернул голову влево. Скосил глаза.
Дымный пес бежал по шпалам.
«Вихрь» висел на боку, и если вскинуть его, да с разворота… Только он понимал, что не сможет двигаться быстро. А зверь уже рядом, уже раскрывается красная пасть, будто огненная трещина в клубах мрака, уже поблескивают матово-белые клыки.
Со стороны Станции долетел приглушенный хлопок, и морду пса разворотило, разбросало в стороны хлопьями черноты. Мрак вокруг пробитого пулей канала взвихрился, завернувшись спиралями. Зверь отпрянул, припав косматым брюхом к шпале. Колыхнулся воздух, пятно темноты расширилось вокруг пса – и пропало вместе с ним.