Наемник свалился почти на середине потока, подняв тучу брызг. Забил руками и ногами, мотая головой. Приподнялся, с хрипом вдохнув, встал на колени. Никакого серебра ни на нем, ни в воде не было. Фыркая и плюясь, Красный Ворон на четвереньки поковылял к берегу. Дважды руки соскальзывали с донных камней, и он падал лицом в ручей. Пригоршня стоял на берегу и смотрел.
– Вы там живы? – спросил Химик. – У меня картинка от тебя смутная, совсем мало понимаю. Еще и темнеет.
– Живы, – неслышно ответил Пригоршня, едва шевеля губами. Общение на расстоянии давалось ему все легче. – Оба по очереди вляпались в аномалии, но вроде без последствий.
Ворон добрел до берега и сел. Мокрые волосы стояли торчком. Левая половина лица обвисла, пальцы на левой руке совсем скрючило. Он ссутулился, наклонил голову. Плечи дрожали. Выглядел он жалким и потерянным. Пригоршня достал из кобуры «Грач», повернул стволом книзу, чтобы вытекла вода, и спросил:
– Как ты?
– Нормально, – проговорил Ворон, отпихнул его и потянулся за плащом.
Артефакт на его виске потемнел, словно обуглился. Оттащив от ртутной лужи плащ и рюкзак с «Галацем», Красный Ворон достал деревянную шкатулку. Мазнул по десне, встал и натянул плащ. Лицо его порозовело, движения стали уверенней.
– Тут не ночуем, – сказал наемник, покосившись на аномалию. – Возле «темного иллюзиона» нельзя.
Он ковырнул прилепленный к виску арт, и тот осыпался черной трухой, оставив на коже темное пятно.
– «Иллюзион», – повторил Пригоршня.
– Идем. – Ворон поднял рюкзак с винтовкой и зашагал прочь, не удосужившись даже отжать фуфайку. – Ночью двигаться опасно, нужно быстро найти спокойное место. В долине я знаю одно.
Хлюпая мокрыми ботинками, Пригоршня спешил за Красным Вороном. Приближалась ночь, небо быстро темнело, тени между деревьями стали глубже, мрачнее и холоднее.
– Я не слышал про аномалию «темный иллюзион», – заметил Химик. – Спроси у него.
– Ворон, как «иллюзион» действует? – окликнул Пригоршня.
– Видишь в нем людей. Близких.
– И кого ты увидел?
Наемник повел правым плечом и ответил глухо:
– Своих парней. Их уже нет. Не приставай.
Когда земля пошла с уклоном, и деревья поредели, Пригоршня рискнул задать еще один вопрос:
– Ну, увидел ты их, и что дальше?
Очень нехотя Ворон пояснил:
– Кажется, что они живы, хочешь к ним. Наклоняешься, падаешь туда. Растворяешься.
– Совсем?
– С костями.
– Интересно, – пробормотал Химик.
Пригоршня громко чихнул. Еще немного – и здравствуй, простуда. Нельзя в мокрой одежде осенним вечером бродить по лесу, каким бы здоровяком ты ни был.
Через несколько шагов они оказались в начале пологого склона, за которым начиналась долина. В дальнем ее конце тускло мерцали красные огни, будто россыпь углей, и Ворон показал туда:
– Аэродром.
– Так мы прямо сейчас к нему не пойдем? – уточнил Пригоршня. – Ты сказал, ночью по Зоне не ходят, а уже ночь.
Красный Ворон молча разглядывал долину. Пригоршне показалось, что далеко сзади донесся голос, ему ответил другой… Совсем тихие, не разобрать, чудится или нет. И вроде больше ничего не слышно. Он обхватил себя за плечи и стал притоптывать ногами.
– Туда, – наемник показал на правый склон. – Родник, мерцает. Дойдем до него.
– Зачем нам родник? И чего это он вдруг мерцает?
Красный Ворон не ответил, зашагал вперед, зато Химик в голове прошептал:
– По-моему, так называется аномалия. Точно не помню ее свойств.
Примерно на середине склона между двумя торчащими из земли валунами стелилась голубоватая дымка.
– Ты ее видишь? – неслышно спросил Пригоршня.
– Вижу. Легкое светящееся марево.
Ворон шагнул прямо в дымку, она пошла волнами, и в голове зашептались голоса. Но не те, что раньше, не злые, не угрожающие – эти казались добродушными, домашними.
– Не опасно? – спросил Пригоршня. – Ноги не растворит?
Наемник опустился на колени, принялся стаскивать винтовку с рюкзаком, и тогда Пригоршня тоже шагнул в дымку. Ощутив ласковое тепло, встал на колени спиной к наемнику, не касаясь задом пяток. Это лучший способ отдыха во время похода – если садишься, организм сам собой расслабляется, снижается внимание, контроль окружающего. А если стоять вот так, то и отдыхаешь, но и остаешься в тонусе.
Стемнело окончательно. Один валун – длинная высокая каменюка, наполовину затянутая мхом – почти целиком закрывал от них долину, а их, соответственно, от долины, что было хорошо. Второй валун лежал выше по склону и заслонял гребень. Некоторое время они молчали, наслаждаясь теплом и уютом, которые излучал «родник».
– Надо же, бывают и такие аномалии, – пробормотал Пригоршня.
– Их немного, – откликнулся Химик. Говорил он неразборчиво, будто пьяный. – Большинство опасные, есть нейтральные вроде «радужного шара» или «мультика», а бывают полезные. Но их можно пересчитать по пальцам. Послушай, я сейчас засну. Если такое состояние можно назвать сном. Ты там как?
– Пока в порядке, – беззвучно ответил Пригоршня. – Но ситуация неопределенная.
– Это я понимаю. У меня жар. Лоб, как печка.
– Плохо.
Наступила тишина. Далеко в темноте переливались огни Аэродрома, с другой стороны в небо упирался столб света. Где-то у его подножия толпятся завороженные аномалией измененные… Вдруг «маяк» мигнул и погас. Пригоршня даже привстал. Еще несколько секунд на сетчатке глаз дотлевала вертикальная полоска, потом стерлась. Слева вспыхнуло, он повернул голову – километрах в пяти-семи зажегся другой «маяк». Или тот же самый переехал на новое место жительство. Он представил, как измененные топчутся, крутят головами, замечают новую световую колонну и ворчащими ковыляющими тенями бредут к ней через темный лес.